Ⅰ.4. Иные Языки ПятидесятницыⅠ.4.2.
На берегу Рио-Пьедра села я и заплакалаКогда часы над базиликой пробили полночь, вокруг нас собралось уже довольно много людей -- не меньше сотни. Среди них были священники и монахини, и все неподвижно стояли под дождем, не сводя глаз с образа.
-- Слава тебе, Пресвятая Дева Непорочно Зачавшая! -- произнес кто то рядом со мной, и как раз в этот миг раздался последний удар часов.
-- Слава! -- отозвались все хором и захлопали в ладоши.
К нам немедленно приблизился сторож и попросил соблюдать тишину -- мы беспокоим других богомольцев.
-- Но мы приехали издалека, -- сказал кто-то из нашей группы.
-- Они тоже, -- отвечал сторож, указывая на людей под дождем. -- Однако возносят молитвы молча.
Мне бы так хотелось, чтобы сторож прекратил доступ к святыне.
Я хотела оказаться вдали отсюда -- наедине с ним, взять его за руки, высказать ему всё, что чувствую. Мы стали бы строить планы, поговорили бы о доме -- и о любви. Я успокоила бы его, я была бы с ним нежна и ласкова, я сказала бы, что мечта его близка к осуществлению -- потому что я рядом с ним и буду помогать ему.
Сторож сразу же удалился, а один из священников вполголоса начал молиться по четкам. Когда он дошел до "Верую", завершающей цикл молитв, все стояли неподвижно, с закрытыми глазами.
-- Кто они, эти люди? -- спросила я.
-- Харизматики, -- ответил он.
Я уже слышала это слово, но не могла бы объяснить его значение. Он понял это.
— Это люди, которые принимают огонь Святого Духа. Огонь, оставленный Иисусом, огонь, от которого лишь немногим удаётся затеплить свои свечи. Это люди, близкие к первоначальной истине христианства, когда все могли творить чудеса. Это люди, ведомые Женой, Облеченной в Солнечный Свет, -- сказал он, указывая глазами на статую Девы.
Люди разом, будто подчиняясь им одним слышной команде, негромко запели.
-- Ты вся дрожишь. Замерзла? Ты можешь не принимать участия в этом.
-- А ты?
-- Я останусь. Это -- моя жизнь.
-- Тогда и я останусь, -- ответила я, хотя предпочла бы оказаться далеко отсюда. -- Если это -- твой мир, я хочу стать его частицей и буду учиться этому.
Люди продолжали петь. Я закрыла глаза, попыталась следовать за мелодией, как бессмысленный набор звуков произнося французские слова, которых не понимала. Так время проходило скорей. Всё это скоро кончится. И мы сможем вернуться в Сент Савен. Мы будем вдвоем: он и я. Я продолжала бездумно, машинально петь и вскоре поняла, что музыка завораживает меня, словно живёт собственной жизнью и оказывает на меня гипнотическое действие. Зябкий озноб прошел, я уже не обращала внимания на дождь, не вспоминала о том, что мне не во что переодеться. Музыка ласкала меня, поднимала мне дух, переносила в те времена, когда Бог был ближе и помогал мне. И когда я уже почти совсем растворилась в мелодии, она оборвалась. Я открыла глаза. На этот раз вмешался не сторож, а священник. Он подошел к своему коллеге из числа молящихся и, что-то вполголоса сказав ему, ушёл. Второй священник повернулся к нам:
-- Нам придётся вознести наши молитвы с другого берега реки.
И вот мы в молчании направляемся в указанное место. Поднимаемся на мост, находящийся почти напротив пещеры, оказываемся на противоположной стороне реки. Здесь красиво -- деревья, пустырь и река, которая теперь пролегла между нами и пещерой. Отсюда ясно видна освещённая статуя Пресвятой Девы, и мы можем петь в полный голос, не опасаясь, что наша молитва помешает молитве других паломников. Не у меня одной возникает такое ощущение -- оно словно бы передается всем: люди начинают петь громче, поднимая головы к небу и улыбаясь, а капли дождя меж тем текут по их лицам. Кто-то воздевает руки, и через мгновение все следуют его примеру и покачиваются из стороны в сторону в ритме музыки. Во мне происходит внутренняя борьба -- я и растворяюсь в этом единстве, и в то же время хочу внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг меня. Какой-то священник рядом со мной поёт по-испански, и я начинаю вторить ему, повторяя его слова. Это призывы к Святому Духу и Деве -- чтобы сошли на молящихся, осенили каждого из них своей благодатью, одарили Своим могуществом.
-- Пусть Дар Языков снизойдет на нас, -- сказал другой священник и потом повторил эту фразу по-испански и по-итальянски.
Я не вполне осознала то, что произошло потом. Каждый из стоявших вокруг меня людей начал говорить на Неведомом мне Языке. Это была не столько речь, сколько бессвязный шум -- слова, казалось, шли прямо из души, безо всякой логической последовательности. Я сейчас же вспомнила о нашем разговоре в церкви, когда он говорил об откровении и о том, что всякое знание состоит прежде всего в умении слушать голос собственной души. "Быть может, это язык ангелов", -- подумала я, пытаясь подражать им и чувствуя, что это нелепо. Все, словно в трансе, смотрели на другой берег реки, на статую Девы. Я поискала его глазами, увидела, что он отошел от меня, воздев руки к небу, и тоже быстро произносит какие-то слова, как будто говорит с Ней. Он то улыбался, соглашаясь, то словно бы недоумевал. "Вот его мир", -- подумала я. Всё это начинало внушать мне страх. Мужчина, которого я хотела удержать рядом, говорил, что Бог принадлежит и к женскому полу, произносил слова на Неведомых, недоступных разумению Языках, впадал в транс и, казалось, был близок к ангелам. И вымечтанный мною дом на горе уходил из реальности, становился частицей того мира, что был оставлен им позади. Последние несколько дней, начиная с мадридской лекции, стали представляться мне неким сном, путешествием вне времени и пространства моей жизни. Но этот сон был проникнут ощущением бескрайности мира, увлекательности книги, духом новых приключений. Как бы ни боролась я, мне было известно, что любовь легко воспламеняет женское сердце, так что моё позволение ветру дуть, а воде повалить стену плотины -- это лишь вопрос времени. Как бы ни была я настроена против этого в принципе, мне уже случалось прежде любить, и теперь я размышляла, как разрешить сложившуюся ситуацию. Но было тут кое-что такое, чего постичь я была не в силах. Не этой католической вере учили меня на уроках Закона Божьего. Не таким видела я и представляла себе спутника моей жизни. "Спутник моей жизни... какое странное словосочетание", -- подумала я и сама удивилась моим мыслям. Река и грот породили в моей душе страх и ревность. Страх -- потому что это было ново для меня, а новое всегда пугает. Ревность -- потому что я постепенно стала постигать: любовь -- больше, чем мне представлялось, любовь вторгается в такие пределы, шествует по таким краям, куда никогда не ступала моя нога. "Прости меня, Пресвятая Дева, -- сказала я. -- Прости за то, что я, такая жалкая, ничтожная и убогая, осмеливаюсь требовать, чтобы этот человек любил меня одну". А что, если истинное его призвание -- удалиться от мира, затвориться в семинарии и вести беседы с ангелами? Сколько времени сможет он сопротивляться своему истинному влечению, сколько времени пройдет, прежде чем он оставит дом, чтение и музыку? И если даже он никогда не вернется в семинарию, какую цену придется мне уплатить за то, чтобы не подпускать его к осуществлению его подлинной мечты? Казалось, все вокруг предельно сосредоточены на том, что делают, -- все, кроме меня. Я не свожу с него глаз, а он говорит на Языке ангелов. Страх и ревность были вытеснены одиночеством. Ангелы нашли себе собеседника, а я стояла одна. Не знаю, что побудило меня попытаться заговорить на этом странном Языке. Быть может, острейшая необходимость встретиться с ним, встретиться и рассказать о том, что ощущаю. Быть может, я нуждалась в том, чтобы моя душа вела беседу со мной -- сердце моё было переполнено сомнениями, и мне были нужны ответы. Но я не знала толком, что делать, -- росло и крепло сознание того, как я нелепа. Но рядом со мной, вокруг меня стояли люди -- мужчины и женщины, старики и молодые, духовные лица и миряне, монахини и студенты. Их близость придала мне сил, и я попросила Святого Духа даровать мне сил для преодоления препоны страха. "Попробуй, -- сказала я себе. -- Достаточно открыть рот и набраться храбрости для того, чтобы произнести слова, которых не понимаешь. Попробуй". И я решила попытаться. Но прежде попросила, чтобы эта ночь, сменившая такой бесконечно длинный День, что я толком и не помнила, когда же он начался, стала для меня ночью богоявления. И Бог, казалось, внял моей молитве. И слова стали выговариваться легче, и постепенно они теряли черты человеческого языка. Стыд уже не так терзал меня, а уверенности в себе прибыло, и язык сделался послушен и поворотлив. Я по прежнему не понимала ничего из произносимого мной, но моей душе эти странные слова были внятны. Я испытала прилив ликования оттого, что набралась храбрости и произношу бессмысленные слова. Я была свободна, я не нуждалась больше в том, чтобы искать или давать объяснения моим поступкам. Эта новообретённая свобода возносила меня к небесам -- туда, где всепрощающая Великая Любовь, рядом с которой никогда не почувствуешь себя покинутой, снова раскроет мне объятья. "Мне кажется, я вновь обретаю веру", -- подумала я, удивившись всем тем чудесам, что способна творить любовь. Я чувствовала -- Пресвятая Дева держит меня на руках, укрывая и согревая своим одеянием. Неведомые слова всё легче и проворней срывались с моих губ. Я заплакала, сама не понимая причины слёз. Радость заполнила моё сердце, затопила всю меня без остатка. Она была сильней страхов, сильней моей убогой правоты, сильней стремления поставить под контроль каждую секунду моей жизни. Я сознавала -- эти слезы ниспосланы мне свыше, ведь ещё в школе монахини внушали мне, что в миг наивысшего подъёма святые плачут. Я открыла глаза, созерцая тёмное небо, почувствовала, как слёзы перемешиваются со струйками дождя. Земля была жива, нисходящая с высот вода несла с собой чудо горних вершин. Мы были частицами этого чуда.
-- Как хорошо, Бог может быть женщиной, -- произнесла я вполголоса, покуда остальные пели. -- Если это так, то именно Его женский лик научил нас любить.
-- Давайте помолимся "шатрами", -- сказал священник, тотчас повторив эту фразу по-испански, по-французски и по-итальянски.
Я снова почувствовала, что сбита с толку и не понимаю, что происходит. Кто-то приблизился ко мне, обвил рукой мои плечи. Кто-то другой обнял с другой стороны. Обнявшись, мы ввосьмером образуем круг, наклоняемся вперёд так, что наши головы соприкасаются. Это и в самом деле похоже на живой шатёр. Дождь усиливается, но никто не обращает на это внимания. Поза, в которой мы стоим, требует всего нашего внимания и тепла наших тел.
-- Пресвятая Дева Непорочно Зачавшая, помоги моему сыну, сделай так, чтобы он нашёл свой путь, -- говорит мужчина, обнимающий меня справа. -- Прочтём "Аве Мария" для моего сына.
-- Аминь, -- отвечают остальные, и восемь голосов начинают молитву.
-- Пресвятая Дева Непорочно Зачавшая, просвети меня, ниспошли мне дар целителя, -- произносит женский голос из нашего "шатра". -- Прочтем "Аве Мария".
Снова звучит "аминь", и следом -- молитва. Каждый из восьмерых излагает свою просьбу, и все поддерживают её своей молитвой. Я удивляюсь самой себе -- потому что молюсь, как ребёнок, и, как ребёнок, верю, что нам будет дарована благодать. На долю секунды установилась тишина. Я поняла, что пришёл мой черед обратиться к Деве с молитвой. В других обстоятельствах я умерла бы со стыда -- и ничего бы не сумела из себя выдавить. Но здесь было Присутствие, и оно придавало мне уверенности.
-- Пресвятая Дева Непорочно Зачавшая, научи меня любить, как любила Ты, -- слышу я свой голос. -- Пусть эта любовь крепнет во мне и в том, к кому она обращена. Прочтем "Аве Мария".
Мы молимся вместе, и вновь приходит ко мне чувство освобождения. Столько лет боролась я против собственного сердца, ибо страшилась печали, страдания, забвения. Но я всегда знала, что истинная любовь -- превыше всего этого, что лучше умереть, чем перестать любить. Однако мне казалось, что лишь другие наделены отвагой, необходимой для этого, а у меня ее нет. И только сейчас поняла -- есть! Если даже любовь несёт с собой разлуку, одиночество, печаль -- всё равно она стоит той цены, которую мы за нее платим. "Нельзя думать только об этом, я должна сосредоточиться на церемонии". Священник, который вёл нашу группу, попросил разомкнуть кольцо и сказал, что теперь мы будем молиться за болящих. Люди молились, пели, танцевали под дождем, славя Господа и Пречистую Деву. Время от времени все начинали говорить на Неведомых Языках, покачивая из стороны в сторону воздетыми ввысь руками.
-- Тот из нас, у кого хворает невестка, пусть знает, что она выздоравливает, -- в какой то момент сказала женщина.
Возобновились молитвы, а вместе с ними -- песнопения и танцы. Время от времени раздавался голос этой женщины:
-- Тот из нас, кто недавно потерял мать, пусть крепко верует, что она пребывает в Царствии Небесном.
Позже он рассказал мне, что это и есть Дар Пророчества, что некоторые люди обладают свойством предчувствовать, что сейчас происходит за тысячи миль от них или что вскоре произойдет. Он так никогда и не узнал об этом, но я верила в силу голоса, говорившего о чудесах. Я ждала, что эта женщина вот вот скажет о любви двоих из нас, я надеялась, что она возвестит -- эту любовь благословили все ангелы, святые, Бог и Богиня. Не знаю, сколько продолжалось это радение. Люди вновь принимались говорить на Неведомых Языках, пели, танцевали, воздев руки к небу, молились за ближних своих, просили ниспослать чудо, свидетельствовали, что благодать снизошла на них. И наконец священник, руководивший церемонией, произнес:
-- Давайте помолимся за всех тех, кто сегодня впервые участвует в этом харизматическом обновлении. Стало быть, я здесь не одна такая. Сознание этого успокоило меня. Вновь зазвучало песнопение. На этот раз я не пела вместе со всеми, а только слушала и просила, чтобы благодать осенила меня. А нужно мне было многое.
-- Примем благословение, -- сказал священник. Все повернулись к освещённой пещере на другом берегу реки. Священник прочёл несколько молитв и благословил нас. После этого все расцеловались, поздравили друг друга с праздником и разошлись.
Среда, 8 декабря 1993 Пауло Коэльо "На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала"**
Содержание:
*
Добавлено: 15 сен 2025, 13:47