Рамзес, есть. По-видимому, Гагтунгр фигурирует в некоторых его письмах как "Владыка Наций" и "Асур Лжи". В сущности же, ША рассматривал его как витальную "сознательную силу", мощную, но всё же одну из многих других. То же самое касается Лилит и каросс. Говорить о сексуальном влечении, или о силе сексуального влечения, действующей в земной Природе, для него - то же самое, что для нас говорить о Лилит. Он не рассматривал её, подобно Андрееву, как личность со своей судьбой и т.д. Я думаю, что происходящее на этих промежуточных планах (т.е. метаистория), а особенно происходившее там в прошлом, его мало интересовало, поскольку не имело отношено к его йогической работе, либо он о нём умалчивал. Поэтому метаисторического концепта, соответствующего андреевскому грехопадению Лилит, даже истории об омрачении некой некогда чистой витальной силы, у ША мы не находим.
Вообще, взгляд на зло и страдание у ША отличен от Андреевского. "Где Неведение есть, там Страдание должно возникнуть". При этом областью большего или меньшего Неведения является любой небожественный элемент Природы - физический, витальный или метальный. Поэтому когда бессмертная, неуязвимая, вечно блаженная, знающая Бога монада (говоря языком Андреева, по-индийски это Пуруша или Атман) погружается в это Неведение и забывает саму себя и Бога в жизни своих ментальных, витальных и физических облачений, возникает страдание. Происходило бы это забвение без эйцехоре или нет? Играет ли оно тут какую-то роль, или оно просто огрубляет витальную жизнь человека? Увлекалась бы монада игрой так же, если бы эйцехоре не было? На этот вопрос у меня ответа нет.